Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]
Обслуживая гостей, Нина сразу поняла, что главный из них — русский. И человек он крайне опасный. Но и Мюнхен, и Москва не пришлют сопляков, должны прибыть волкодавы, они и прилетели. Как решать, что делать? Ни Академик, ни тем более Мустафа ничего не ведали об убийстве в Мюнхене и планах Нины. Они, конечно, знали, что Нина не просто официантка, а любовница и подельница ТТ, значит, лицо неприкасаемое. Нина распорядилась гостей проверить, но ни в коем случае не убивать. Проверка ничего не дала, но удалось установить, что связным у незваных гостей известный своей неподкупностью опер Михеев. «Замочить немедля», — изрек Мустафа. Тимоша лишь взглянул и снял телефонную трубку. Нина, словно разъяренная кошка, бросилась на дурных мужиков, Мустафе разбила голову бутылкой, а телефонный аппарат шарахнула о пол.
— Кретины! Недоноски! — кричала она в истерике. — Если эти мужики из Интерпола, то, прежде чем умереть, они уничтожат половину ваших ублюдков. На следующий день сюда спецрейсом прибудет две дюжины таких же парней, и от вашего гадюшника не останется мокрого места! «Коза ностра» из Хаципетовки, сидите по теплым сортирам и не двигайтесь!
— Слушай, Тимофей, я тебя уважаю, но твоя баба… — начал велеречиво Академик, но закончить мысль не успел, так как пистолет Тимоши уткнулся ему в живот.
Дальнейшие события известны: установили портативные магнитофоны в квартире гостей и в комнате капитана Михеева и стали ждать.
Утром Нина созвонилась с Дитером, заглянула к нему на чашку кофе. Русского, которого Нина остерегалась, не было, забрать магнитофон из-под крышки стола не представляло трудности, после чего она «неожиданно вспомнила», что у нее через час деловое свидание в городе, кокетливо чмокнула немца в щеку, взглядом пообещала, что все впереди, и улетела.
Сейчас она с Тимошей прослушала запись, размышляла, ничего путного придумать не могла, главное, не понимала, кто есть кто и с какой целью они прилетели. И посоветоваться не с кем: Тимоша убийца и блестящий организатор, Нина уверена, что он обладает огромной гипнотической силой, потому мужики подчиняются ему беспрекословно, но аналитик, мыслитель он никакой. Академик мозговитый, но посвящать его в дело — значит брать в долю. Мустафа — тот же Тимоша, только на два порядка ниже. Надо решать самой. Если бы не русский полковник, то она бы в постели вынула из немца все, до самого донышка. Нина лишь несколько раз встретилась взглядом с полковником, поняла, с этим мужиком ничего не пройдет. А руководит делом явно полковник, а немец представляет заинтересованную сторону и финансы.
— Деточка, давай мотанем недельки на две в Сочи, — сказал Тимоша, допивая свое молоко. — Эти парни из города уберутся, а если Мустафа их замочит, то сам и ответит. Мы отсидимся в стороне.
— Если мы не поймаем свой шанс, мы отсидимся в стороне от жизни до ее конца, — стараясь не сорваться, ответила Нина. — Тебе нравится эта жизнь?
Тимоша посмотрел Нине в глаза, хотя и знал, что это абсолютно бесполезно. На всех его взгляд действовал парализующе, лишь девчонка в ответ только щурилась да смеялась. Наверное, поэтому Тимоша и присох к девчонке, даже слушался, а дважды схлопотал по физиономии. Нина была умница, знала, что вожжи все время натягивать нельзя, поднялась, взъерошила мужику волосы, почесала за ухом, сказала:
— Тимофей, ты прирожденный лидер, за что и люблю тебя. Но ты, извини, слаще морковки ничего не кушал, а я в Германии два года прожила, хлебнула, забыть не могу. Немцы тебя не примут, но в русской колонии, при твоих способностях, место найдется, узнаешь, что такое нормальная жизнь.
— У нас есть марки, поехали, — пробурчал Тимоша.
— Ты умный мужик, — польстила Нина, — но не понимаешь, что наши марки здесь деньги, а там пустяки. Новичков принимают осторожно, долго приглядываются. Нужна престижная квартира, машина, ты должен приобрести свой бизнес, уладить дело с префектурой…
— У тебя там мать.
— Верно, иначе мы бы туда и сунуться не могли. — Нине надоело уговаривать дурака, и голос у нее зазвенел. — В любом случае потребуется минимум полгода на акклиматизацию, и люди должны видеть, что деньги у нас есть, тогда нам будет другая цена. Кончай препираться, давай снова прослушаем пленку, подумаем.
Тимоша пробурчал нечленораздельное и ушел в ванную, а Нина взяла магнитофон, включила воспроизведение, как ей казалось, на самом интересном месте.
«— Почему тебя не убили?» — спросил русский полковник.
Наступила пауза, затем прозвучали удары, один тяжелый, видимо, упал человек, и снова спокойный голос:
«— Твоя пушка пусть побудет у меня. Не люблю, когда рядом неизвестно кто, да еще с оружием.
— Господин полковник, не понимаю…
— Иди умойся».
Шаги, стук мебели. Пауза.
Полковник обезоружил нашего мента, поняла Нина. Он ему не доверяет. Почему не убили? Тут я действительно дала промашку. Либо убивать, либо не трогать, с отравлением получилась хреновина. Русский это зацепил влет. Но в чем он заподозрил опера? Что Васька Михеев работает на нас? Или если полковник крупнейший московский авторитет, как он дал вчера понять в разговоре по телефону, а Васька его «шестерка», то полковник, почувствовав липу, заподозрил, что опер работает на контору, на местного генерала?
«— Господин полковник, извините, но я считаю, что вы не правы», — прозвучал голос немца; говорил он практически без акцента.
Подлюга, прикидывается, что не понимает. Нина закурила.
«— А что ты в нашей жизни понимаешь? Ты приехал с поручением, я согласился помочь, береги мою спину и держи свое мнение при себе.
— Я виноват, что меня не убили, — раздался голос опера Васьки. — Клясться, что не двурушник, так вы все равно не поверите.
— Ответь вразумительно, почему тебя не убили, я верну тебе оружие и доверие. А пока пей водку, ночуешь здесь.
— Я не знаю.
— Думай, ты же опер. И заткнись, ты мне надоел. Значит, так, подобьем бабки. Дела у нас просто хреновые. Такой верный человек назначил мне здесь встречу… Выждем сутки и улетаем.
— И все зря? — спросил немец.
— Здесь все, я пощупаю в Москве, но слишком опасно, мои коллеги имеют длинные уши. Если они услышат хотя бы легкий шорох, конец.
— Можно обратиться к местным авторитетам, — робко произнес опер.
— Академик? Мустафа? Дебильный майор из отделения? — насмешливо спросил полковник. — Временно отпущены на поруки. Я работаю в сыске двадцать лет, поверьте, каждый третий из их окружения стучит.
— Я слышал, господин полковник, — тихо заговорил Василий, — в городе есть очень серьезный человек, только я его не знаю, и в конторе его никто не знает.
— Раз не знают, значит, действительно серьезный. Только нам его не найти. Да и найдешь, разговор не получится. Ни у него, ни у меня нет верительных грамот».
Наступила пауза. «Это Тимоша серьезный? — усмехнулась Нина и, судорожно подвинув пепельницу, раздавила окурок. — Это я человек серьезный! Только грамот нет и никто никому не поверит. И что им надо? Может, они ждут партию наркотика?»
«— Впрочем, — после паузы произнес полковник, — возможно, я и могу получить рекомендации человека, которому никто из деловых людей этого региона России не посмеет отказать. Хотя чушь! Бунич финансист и не захочет разговаривать с местными разбойниками.
— Можно попытаться, — сказал немец, — как вы, русские, выражаетесь, попытка — не пытка.
— Лев Ильич сочтет меня несолидным человеком. — Впервые в голосе полковника Нина услышала сомнение. — А черт с ним! Василий, набери по коду». — И полковник продиктовал цифры.
Некоторое время магнитофон лишь пощелкивал, затем Василий сказал:
«— Минуточку, — видимо, прикрыл трубку ладонью. — Господин полковник!
— Алло! Добрый вечер. Ночь? Извините, запутался, у меня с утра в глазах темно. Попросите Льва Ильича. Разбудите, скажите, тезка Гуров просит. — После небольшой паузы полковник продолжал: — Здравствуй, тезка. Ну, извини! Ну, не прав! Спасибо, по твоему указанию мне выдали неплохую берлогу. Какие трупы? Никого я не убивал, ей-богу! Ты меня за людоеда считаешь. Я мирный, законопослушный человек, убиваю только в порядке самозащиты. Что ты смеешься?»
Нина слушала разговор и не могла видеть, что последнюю фразу Гуров произнес, прикрыв трубку ладонью.
«— Я прекрасно помню, что ты ответил отказом и что ты не любишь уголовников. Я их тоже терпеть не могу, люди здесь грубые, неинтеллигентные… Ну, извини, насильно мил не будешь. Только ведь шарик-то круглый, вертится, придет время, ты ко мне тоже обратишься, а я в Москве не крайний… Какая угроза? Упаси бог! Философские рассуждения, не более… Не понимаешь? Ничего странного, я порой сам себя не понимаю. Еще раз извини и спокойной ночи».
После ночного звонка Бунич долго не мог заснуть. «Зачем Гуров звонил и что ему нужно? Он никогда ничего просто так не делает. Полковник против моей воли втягивает меня в какую-то игру. А все его игры заканчиваются для противников либо тюрьмой, либо кровью. Вот сделай добро человеку, он отблагодарит, век не забудешь. Но Гуров не такой, он меня не подставит, видно, ему звонок был очень нужен». Бунич не успел заснуть, как телефон вновь тренькнул.
